Женщины и дети, придя на фабрики, вызвали резкое падение стоимости труда из-за избыточного его предложения, а также массовую безработицу среди мужчин. Тогда впервые в условиях мира (но далеко не в последний раз) мужчины обнаружили себя в положении никчемных существ, не способных обеспечить семью, и из-за этого ищущих смерти в алкогольном дурмане. Если бы тогда рабочие сумели реализовать демократический опыт средневековых цехов, которые выгибали рынок так, как им выгодно, они бы осознали действия фабрикантов как тиранию, вторгающуюся в их семью и убивающую их детей. Они бы своей властью вернули женщин и детей в семьи, а потом вступили бы в жесткий мужской разговор с капиталистами насчет того, как правильно поделить доходы от промышленности между семьями владельцев и семьями рабочих. Но воля рабочих была парализована с виду логичной пропагандой свободы личности. Впервые мужчины выпустили из рук принятие важных решений, и тут же их семьи заплатили вовлечением в потогонную эксплуатацию, а очень многие просто развалились. Эмансипация детей и женщин не была объявлена правительством, но была реализована силами, находящимися вне семьи, вторгающимися в семью и навязывающими семье чуждые ей интересы. Если считать развод аналогом римского индивидуального освобождения раба ("manumittere"), то получается, что эмансипация женщин была не чем иным, как массовым разводом под давлением общества. Результатом индустриализации, выполненной не только за счет освобождения крестьян от земли, но и за счет эмансипации женщин и детей, стал первый массовый семейный кризис, превративший народ в размолотую бесструктурную массу индивидуумов, самих по себе бессмысленных (ибо смысл их кончается с окончанием их жизни) и не способных к продолжению рода человеческого. Идея свободы влезла не на свою территорию, эмансипировав друг от друга части живого существа – семьи. Огромных усилий английской общественной мысли стоила тогда контрэмансипация детей, достигнутая через серию законодательных запретов на детский труд.
Распорядиться массой свободных от семьи индивидуумов можно и против свободы, как показала наша революция начала прошлого века, последовавшая за промышленной революцией в России. Разгром семьи, достигнутый в результате войны холостого пролетариата против крестьян, привел к утрате людьми элементарного здравого смысла, к ликвидации простейших понятий о том, что такое хорошо и что такое плохо. Из бесформенной массы индивидуумов сложился тоталитарный режим, в котором черты авторитарной империи многократно усугублялись невиданной в истории эмансипацией всех от семьи, унизившей семью до "личного, которое должно быть подчинено общественному", и поднявшей на пьедестал образы бессемейных пламенных революционеров, Павлика Морозова и отвязных женщин в кожанках, идущих с маузером в руке во главе толпы моряков.
Тогда Запад сделал выводы из эксперимента по применению своих теорий на нашей земле и временно притормозил либерализацию ради сохранения семейных ценностей, что получило название консервативного движения. В России, кстати, аналогичное движение трудно назвать консервативным, потому что нам, в отличие от Европы начала XX века, сохранять нечего – разгром семьи зашел так далеко, что ее нужно не консервировать, а как минимум реконструировать, если не строить заново. Что же касается современного Запада, то развившаяся там и агрессивно экспортируемая доктрина "либеральной демократии" уже давно стала столь же враждебна семье, как и лозунги пламенной революционерки Коллонтай, считавшей свободное совокупление комсомолок и комсомольцев таким же простым делом, как употребление стакана воды, и поощрявшей нудистское общество "долой стыд". Русская революция намного опередила искания западных сценаристов, которые в поисках свободы личности изнасиловали ее всеми мыслимыми способами. А наш театральный образ эмансипированной революционерки с маузером? Сейчас в массовом подсознании Запада, отражаемом голливудскими блокбастерами, носятся точно такие же отвязные женщины с окровавленными мечами и автоматами, и тоже обтянутые в кожу, только более изящно скроенную и не обязательно черную.
В наше время идет последняя стадия цепной реакции эмансипации – освобождение от семьи мужчин. Дело в том, что для классического мужчины, готового выполнить свои исторически и генетически предопределенные обязанности, эмансипированная жена означает бесчестную игру. Она требует от него защиты, ответственности за семью и материального содержания, как от древнеримского отца семейства, а себе предоставляет свободу от деторождения и право в любой момент уйти по причине "любовь прошла". Это приводит к вымиранию от стрессов той части мужчин, которые не сумели эмансипироваться сами, и уж точно к недобору у них потомства. В результате, по законам Дарвина, на сцену выходит новый исторический тип эмансипированного мужчины, который считает, что жена должна сама зарабатывать, что любовь кончается, когда становится невыгодной, и который в любой момент может выгнать из дома разонравившуюся жену вместе с ребенком. Что интересно, повторив этот фокус несколько раз, он получает очевидные преимущества перед классическим мужчиной в численности своего потомства. Ужас ситуации в том, что ныне достигнутая в России доля эмансипированных мужчин (то есть, по существу, уже не мужчин) может оказаться даже выше доли эмансипированных женщин. Об этом говорит тот факт, что большинство семей со смертельно больным ребенком у нас быстро оказываются без отцов, и тут уж точно не по капризу женщин. При этом эмансипированный мужчина не делает ничего такого, чего уже не сделали эмансипированные женщины, он просто отдает приоритет своей личной свободе перед своим семейным долгом, пьет свой "стакан воды", как завещала Александра Коллонтай. В результате семья в целом становится, как говорят специалисты, матрифокальной, то есть состоящей из женщины и ребенка при отсутствующем отце. И порождает новые поколения эмансипированных мужчин, неизбежно воспитываемых эмансипированными матерями-одиночками. Говорят, где-то в джунглях есть отсталые племена с матрифокальной семьей, у которых рождаемость обеспечивается только полным незнанием связи между сексом и детьми. Ничего похожего на Рим в ближайшую тысячу лет этим племенам явно не построить.
Мне представляется, что раз уж современное общество необратимо разделило семью, политику и экономику, нет никаких причин реформировать их в увязке друг с другом. Современная эмансипация от семьи – это не установление равноправия, а преступное отчуждение любящих людей друг от друга. Если мы строим свободное общество, это не значит, что мы должны освобождать человека от головы, ребенка от родителей, жену от мужа и мужа от жены. В конце концов, опыт показывает, что политические права женщин никак не связаны со свободой общества в целом. Мы знаем, насколько "свободен" был наш советский народ, предоставивший женщинам полное равноправие с мужчинами в 1918 году, и мы знаем, насколько свободна Швейцария, предоставившая женщинам право голоса на федеральном уровне только в 1971, а на уровне кантонов – в 1990 (!) году. Оставим эмансипацию в истории такой, какой она была изначально – освобождением рабов от чуждых им семей, и поставим на этом точку.
Рассмотрим теперь вопрос о том, каковы могут быть перспективы семьи, и что нам нужно сделать, чтобы ее спасти (а сделать это нужно ценой любых жертв и хоть запредельным напряжением сил всего народа, а не путем поручений непрофильным министрам). Есть несколько вариантов дальнейшего развития института семьи, которые тут можно рассмотреть только очень кратко и приблизительно.
Вариант первый, пессимистический. Мы предоставляем семейным делам идти своим чередом, отделываясь чиновничьими полумерами и сосредоточившись на росте золотовалютных запасов страны и борьбе с мировой гегемонией Грузии. В этом случае эмансипированные мужчины быстро вынудят в качестве защитной меры эмансипироваться оставшихся нормальных женщин. Лавинообразный процесс ликвидации классической семьи завершится, и мы придем к метастабильной ситуации, когда мужчины ни о чем не беспокоятся и живут в свое удовольствие, сбегая при первом признаке беременности у подруги, а женщины расчетливо рожают от выбранного производителя ровно одного ребенка и нянчатся с ним до конца своей жизни (чай, не первобытные – рождаемость под контролем). Ясно, что такое общество будет вымирать (как и сейчас), ополовиниваясь в каждом следующем поколении, а освобождающиеся территории будут законно занимать те, кто сумел остановить эмансипацию сразу после освобождения рабов. В таком случае националисты могут сколько угодно топать кованными ботинками – все равно Чечня победит, если другие конкуренты не заселят до нее русскую пустынь. Рамзан не даст эмансипации никаких шансов. Он уже знает, как чеченские женщины могут победить Россию, не обматываясь для этого дурацкой взрывчаткой, и поэтому ни за что не потребует независимости.
Вариант второй, фантастический. Мы придумываем способ отчуждения от семьи функции деторождения. Для этого уже есть вся технологическая база. Можно взять задешево сперму анонимного донора, за более заметные деньги – яйцеклетку донорши, и после оплодотворения в пробирке пересадить результат в матку наемной суррогатной матери. Затем рожденного ребенка вырастить в детском доме – и цикл завершен. Кому это нужно? Государству, которое нуждается в солдатах для защиты самой большой территории в мире и в населении для развития экономики. Следовательно, на всех лиц обоего пола будет наложен такой налог на бездетность, которого хватит на весь этот процесс, по размеру побольше удвоенных алиментов, как на сбежавшего папашку двух детей. Иначе говоря, каждый должен будет отработать на чужого ребенка заметно больше, чем он должен был бы отработать на своего собственного, но в результате не получит ни прав, ни душевной связи с человеком, появление которого на свет он оплатил. Возникает вопрос, а в чем его выигрыш-то, собственно? Понятно, когда отдельная(ый) эмансипе увиливает от вклада в ребенка, но глупо платить по полной ставке, не получая при этом ребенка. Впрочем, если бы не тяжесть судьбы детдомовских детей, я бы поддержал этот путь, чтобы все карьеристки и карьеристы заплатили за труд тех отцов и матерей, на котором они сейчас паразитируют, и чтобы обойтись без ребенка стало экономически тяжелее, чем вырастить его.
Вариант третий, разумный и потому чрезвычайный. Мы признаем, что эмансипация – это негодный способ достижения равенства в семье, поскольку напоминает разборки между жителями стеклянного дома с помощью камней. Считаем, что институт семьи должна быть реконструирован любой ценой, другого пути нет. И, ввиду угрозы гибели страны, реализуем меры общественного воздействия в пользу семьи более мощные, чем те, что действовали в Древнем Риме или в казачьей общине – с поправкой на эпоху и на фактически достигнутое равноправие полов. Мы исходим из того, что на каждую пару ныне живущих мужчины и женщины нужно более двух детей для простого воспроизводства населения. Эмансипированные женщины и тем более – эмансипированные мужчины – должны попасть под жесткий прессинг, моральный и материальный. Для их духовного подавления должны быть выделены государственные средства на контрпропаганду против антисемейной вакханалии некоторых телеканалов и многих глянцевых журналов. Вопреки требованиям отдельных политических движений, семейное положение человека должно прямо влиять на отношение к нему государства, а под воздействием этого примера – и всех работодателей. Молодая семейная пара при желании должна сразу получать в аренду недорогую квартиру из целевого государственного фонда (который надо быстро, сталинскими темпами, построить на деньги, взятые из любого раздувающегося от нефтедолларов государственного кармана), и немедленно изгоняться из нее при разводе без детей. Все карьерные дороги должны быть открыты только тем мужчинам и женщинам, у которых уже есть двое детей (можно начать с госсектора). Бездетная и однодетная семья еще не доказала свою полную состоятельность, и ее члены должны быть признаны слишком молодыми и безответственными, чтобы им можно было доверить высшую руководящую работу. Средний налог на бездетность должен быть выше, чем средние затраты на содержание ребенка, с учетом всего домашнего труда и страданий матери. И выплачиваться эта сумма должна той семье, у которой более двух детей. Разумеется, усыновленный ребенок должен давать те же права родителям, что и свой биологически.
Кто-то скажет, что от такой системы люди начнут эмигрировать. Но разве не проще создать нормальную семью и вырастить двух детей, в которых, по большому счету, и заключается счастье человеческое? Тот, кто по личным убеждениям твердо решил остаться бездетным и не хочет за это платить – пусть едет. Этих несчастных – заведомое меньшинство, и они все равно исключают себя из генетического разнообразия нашего народа. Разумеется, конкретные рецепты могут быть другими, важно осознание абсолютного приоритета задачи перед любыми другими проблемами страны. Отступать некуда, позади – семья. Всякий чиновник, сказавший о нехватке средств на реконструкцию института семьи, должен быть немедленно уволен, чтобы сэкономить его зарплату.
Хотите национальную идею? Вот она – Россия должна мобилизовать все свои ресурсы, мужество и духовность, чтобы спасти Любовь и Семью от гибели, а Европу – от вымирания. И тогда все признают Москву третьим Римом, и наплюют на тех, кто захочет быть четвертым
Автор
Тема: Феминизм - обратная сторона (Прочитано 79919 раз)